Жители Кусинского района чтят память жителей блокадного Ленинграда
В Медведёвке проживала женщина, пережившая блокаду Ленинграда. В июне 1941 года Валентине Александровне Богдановой исполнилось 11 лет. Испытаний на ее долю выпало немало. Страшный голод, холод, бомбежки, смерти родных… Ныне ее уже нет в живых. Но сохранились ее воспоминания – живая, искренняя история об одном из самых тяжелых периодов нашей истории.
27 января отмечается День воинской славы России – это День полного освобождения советскими войсками города Ленинграда от блокады его немецко-фашистскими войсками (1944 год).
Блокада Ленинграда длилась 872 дня (с 8 сентября 1941 по 27 января 1944 гг.) и унесла свыше миллиона человеческих жизней, стала самой кровопролитной блокадой в истории человечества: от голода и обстрелов погибло свыше 641 тысячи жителей. В течение всех дней город жил и боролся, в немыслимо тяжелых условиях. Его жители отдавали последние силы во имя Победы, во имя сохранения города.
Жительницей блокадного Ленинграда являлась Богданова Валентина Александровна, жительница Медведёвки, ныне покойная.
В июне 1941 года ей едва исполнилось 11 лет. Как вспоминала Валентина Александровна, в то время она была «сущая оторва». Мать, бывало, повяжет ей бант на голову, а она его в трусы спрячет – и в драку с мальчишками. Или в «Казаки-разбойники» с ватагой ребятишек играет. Платье порвет, по уши в грязи. Взрослые, глядя на детские игры, качали головами: «Быть войне». Когда Молотов объявил по радио о нападении Германии на СССР, дети не испугались – обрадовались.
– Я тоже как ошалевшая выскочила на улицу и давай орать: «Ура, война! Мы победим!» Повзрослели все мы за одну бомбежку…
Когда в одну из августовских ночей они проснулись, весь дом ходил ходуном. Гул стоял такой, будто все небо в самолетах. Родители бросились к окнам: крыши домов пылали от зажигалок. В полной темноте, крепко держа единственную дочь за руку, мать с отцом двинулись по стеночке в убежище. Это их и спасло. Когда вернулись, оконная рама была вырвана, вся квартира в осколках. Угол их дома разрушила бомба. Но он устоял, как устояло во время бомбежек большинство зданий, построенных еще Петром I. «Сталинки» при попадании бомб рушились, заживо погребая под руинами жильцов. А их дом № 5 по улице Сутугина (ныне Перекопская) до сих пор цел. Квартира № 1 на первом этаже тоже не пустует.
В начале блокады люди пытались поддерживать видимость нормальной жизни. Мусор из комнат выгребли, отец вставил раму, принес домой «буржуйку». В сентябре дети пошли учиться. На семью из троих человек выдавали круглую буханку, детям в школе даже чай с булочкой. Но вскоре занятия в школе сошли на нет. Отец ушел в ополчение. Домой он уже не вернулся.
Мама была ранена в спину осколком, когда возвращалась с текстильного комбината «Равенство». Рану ей обработали, осколок вытащили и отправили домой. Мама слегла и больше не встала. К ноябрю 1941 года они получали на двоих 250 граммов хлеба в день – две иждивенческие пайки. Кроме голода одолевал холод. Дрова быстро закончились, спали в валенках, шалях и пальто.
За хлебом ходила Валентина. На улице она набирала снега, который лежал вперемежку с копотью и кровью, топила его в миске и размачивала пайку. Получалось подобие похлебки, которую ели ложками. Первое время тюрю сдабривали ложкой постного масла, которое принес дядя-фронтовик, мамин брат. Когда масло в пол-литровой бутылки иссякло, в их меню остался только хлеб с непонятными добавками.
Однажды хлебная очередь задумала ограбить магазин. В сутолоке какой-то мужчина сунул Валентине за пазуху маминого пальто целую булку. Она шла по улице сама не своя. Вскоре раздались выстрелы, цокот копыт. Конный милиционер забрал у нее буханку. Грабителей выстроили в очередь и раздали пайки. Как-то хлеба дали больше и белее. Валентина несла его не как обычно за пазухой, а в вытянутой руке. Любовалась, мечтала, как обрадует маму. На улицах было безлюдно: к тому времени многие уже умерли от голода. Вдруг из подворотни выскочил мальчишка. Чумазый, оборванный, глаза дикие. Выхватил хлеб, впился в него зубами и упал, не в силах откусить и проглотить. Только выл. Проходивший милиционер вернул ей хлеб и забрал куда-то одичавшего мальчишку.
В феврале 1942 года блокадникам выдали по щепотке сушеного картофеля и лука, крошечный кусочек масла и бутылку красного вина. По совету матери вино Валентина сменяла на кусок хлеба. Тогда они наелись.
Когда вскоре Валентина не смогла встать, поднялась долго лежавшая мама. Она оделась в хорошее пальто, но из дома так и не вышла. Посмотрела на дочь страшным, чужим взглядом и сказала: «Валя, я умираю». В тот день Валентина съела две пайки хлеба.
Вечером дворничиха тетя Дуся помогла завернуть маму в простыню и отдать похоронной команде. Обессилевшую Валентину на тележке отвезла в детский приемник. Там ее помыли и постригли.
С тех пор она была в своей квартире только раз. После войны решила забрать хотя бы фотографии. Нажала на кнопку звонка. Он был тот же, хозяева – новые. Они предложили ей стакан чая, кусочек хлеба и сахар. Чай она выпила, к остальному не притронулась. Фотографии не нашлись.
На большую землю эвакуировалась Валентина в июле 1942 года на пароходе «Иосиф Сталин». До этого медики не раз говорили, что девочка не подлежит эвакуации – она была гниющим скелетом. Но ее отстояла директор школы-интерната Ксения Ивановна, заявившая: «Я сама понесу ее на руках». И понесла…
Из разговоров взрослых Валентина знала, что в тот день это был последний транспорт из отправленных на противоположный берег Ладоги. Как догадались потом дети, первые были потоплены немецкими бомбардировщиками: на воде плавали детские панамки. Едва их пароход отчалил от берега, откуда-то вынырнули самолеты. Валентина стояла на палубе. Она рассмотрела и на всю жизнь запомнила лицо немецкого аса перед тем, как он нажал на гашетку автомата, ударив очередью по детям. Ребятишек быстро спустили в трюм по широкой доске, и ко второму заходу самолетов живых целей наверху не осталось. А запас бомб, видно, у летчиков уже кончился.
Так они благополучно добрались до Большой земли. В дороге оголодавшим детям давали по крошке шоколада и кружечке соевого молока. Больше их желудки ничего не принимали. Когда блокадных ребятишек привезли в село Покровское на Сити Ярославской области, увидевшие их люди завыли от ужаса и сострадания. В деревнях тоже голодали, поскольку весь урожай шел на фронт, но там хоть имелся подножный корм. Люди делились последним: кто луковицу несет, кто картофелину. Но детям не разрешали есть: от заворота кишок можно было умереть.
В деревне они учились и работали. Теребили лен до кровавых ран на руках. Если не выполнишь норму – останешься без обеда. От бессилия падали в обморок. По осени заползали в пшеницу и шелушили колоски прямо в рот. Это было опасно. Одну женщину за колоски судили показательным судом. Дали 10 лет. В отместку блокадники вытоптали стукачу огород.
После войны детей-блокадников отправили на родину и определили в фабрично-заводские училища. В вымерший город свозили подростков и из других областей – Ярославской, Ивановской. Валентина выучилась, как и ее мать, на текстильщицу. Какое-то время работала тростильщицей, сращивала рвущиеся нити на комбинате «Советская Звезда». По карточкам, которые выдавали на месяц, они получали не только хлеб, но и крупы. Однако молодежь съедала продукты за неделю, а часть меняла на билеты в кино. Мастер ходил за спинами работающих подростков и по очереди отбрасывал от бобин тех, кто падал в голодный обморок (чтобы не затянуло в механизм).
Вместо положенного отпуска в 12 дней им давали 24-дневный и отправляли в санаторий. Но здоровье так и не вернулось. Ноги опухали, не работали сосуды, почки. На ногах на всю жизнь остались глубокие шрамы от язв.
Уже после войны Валентине сделали операцию на голове. Во время одного из блокадных походов за хлебом ее контузило взрывной волной. Четыре года она проходила с обломком кости в черепе, не жалуясь на боль, пока щека и висок не вспухли от воспаления. Суставы ослабли и к зрелому возрасту отозвались полиартритом.
В родном городе Валентина не осталась, уехала из Ленинграда в 18 лет. По комсомольским путевкам поднимала целину, работала в шахтостроительном управлении в Ленинске-Кузнецком. Была общественницей, профсоюзным лидером.
– О Ленинграде всей правды не раскрывают, – говорит Валентина Александровна, – не показывают трупы с отрубленными конечностями. А они на улицах всюду лежали. Многие ведь выжили за счет того, что ели погибших. Так сделали одни наши знакомые. Когда умер сын, мать с дочерью вынесли труп на балкон и питались им.
– А вы не ели?
– Нет. Мне никто не приготовил и не предложил этого. А у самой не было сил. Я скелетом была, ноги гнили от цинги. А так я и крысу бы съела. Их полно было в городе, они ползали по трупам и грызли их, жировали. Но как мне было их поймать? Когда сходишь с ума от голода, не до морали и не до брезгливости. Не боишься за жизнь. Вначале при бомбежках было очень страшно. Я сжималась в комочек и вся тряслась. Потом при объявлении воздушной тревоги никто уже не двигался с места. Настолько отупели. Война научила нас жить сегодняшним днем. Это теперь люди стали жадными, запасливыми. А мы, блокадники, последний кусок отдавали. Я сына одна растила. Трудно было, но всегда делилась с теми, кто нуждался.
Статью подготовила библиотекарь Медведёвской библиотеки Татьяна Усанина, при использовании материалов газеты «Жизнь района».
Фото: предоставлено Татьяной Усаниной
