В канун Рождества случилось обыкновенное чудо
Читайте добрую историю про маленькую девочку Хаврошу.
На самом краю деревни Деурина стояла избенка солдатской вдовы Арины Паниной. Незадолго до Рождества, этак дней за пять приехала к Арине из Питера старшая сестра Варвара, с которой она лет десять не видалась.
Обрадовалась сестре Арина, расцеловались сестры, и пошли у них разговоры без конца.
Служила Варвара десять лет в няньках у богатых господ; а как барчата их подросли, она и отошла от места. Жила Варвара у господ, как сыр в масле каталась: еда хорошая, на праздники подарки дарят: либо шубенку, либо платье, либо деньгами. Всего было! Вон два сундука всяким добром набиты, да триста рублей у нее на хранении лежат.. Вот поживет тетка Варвара у сестрицы, в монастырь деньги внесет, и дадут ей келейку, чтобы дожить ей тихо, мирно и беспечально.
И видит Арина – сидит перед ней Варвара барыня-барыней: платье шерстяное, шубка на лисьем меху, платок ковровый на плечи накинут; лицо у нее белое, полное, руки холеные. А посмотрела Арина вокруг себя – и сердце у нее от боли заныло: всюду-то беднота, нужда горькая да голод!
Вечером, после ужина, и стала тетка Варвара про житье-бытье городское сказывать. Чисто мед с молоком слова у нее текли. Хавроша, дочь Арины, и про сон забыла – навострила уши, слово боится пропустить.
Арина слушала молча, и все ее досада да зависть разбирали. Уж больно им-то с Хаврошей тяжело жилось! И одеться не во что, и иной раз хлеба перекусить не приходится…
– Вот, – рассказывала тетка Варвара, – сейчас Рождество наступает. И пойдет по всему городу веселье, пляс – сердце радуется. А для ребят елки там устраивают!
И пошла Варвара сказывать, как купят господа елку, обрядят ее конфетками, пряниками, игрушками разными, яблоками да орехами – и детям ее подарят. А дети свечи на ней зажгут и давай вокруг елки плясать да сласти рвать.
Словно зачарованная, слушала Хавроша тетку Варвару. А Арина и говорит:
– То-то деньги у господ без глаз: куда не швыряют!
Тетка Варвара даже обиделась за господ:
– Что ж, сестрица, – не всем же по-свински жить, вроде вас! Тоже и себя, и детей потешить охота! А что деньги зря бросают, это точно. Вон намедни елку пошли покупать – приступу к елкам нет: либо три рубля, либо пять, а то и десять рублей отдают… Вот что!
– Десять целковых? – Арину даже в жар бросило. – На десять-то целковых мы бы полгода беспечально жить могли.
Хавроша так и заснула в радужных мечтах. А на утро Арина и сказала Хавроше:
– Сходи, доченька, на село, к учительше Клавдии Васильевне: поклонись от меня, скажи, разнедужилась-де я вовсе, не даст ли мучки с четвертку, да масла, да полтинник – праздник встретить. Скажи, у сестры просила – и слышать не хочет: какие, говорит, у меня деньги? Да ты, Хавроша, у учительши и переночуй, а ночью не ходи.
Живо собралась Хавроша: материнскую кацавейку надела, платком обмоталась, валенки обула. Потом под лавку сунулась и отцовский топор разыскала. Заткнула его за платок назади и пошла в путь-дорогу. Хавроша-то себе на уме. Недаром она с вечера теткины россказни слушала.
Лютый мороз трещит на дворе. Солнышко, все окутанное мглой, стоит на небе красное, словно сердится на кого! Идет Хавроша – скорым-скоро; «хруп-хруп» – похрупывает мерзлый снег под валенками, а думы Хаврошины так сами на крыльях ее и несут. Вышла за околицу, спустилась к реке тихо-тихо, кругом мертво.
Беги, Хавроша, беги, касатка, не то смерзнешь, такая-сякая! Студено! Руки-то коченеют, под кацавейку мороз набирается, и нос вишенкой горит.
Вошла Хавроша в лес, устала, запыхалась. Да, слава Богу, вон, в стороне стоит елочка, какую ей надо: кудревастенькая, высоконькая, аккуратная такая!
Достала Хавроша топор и полезла по сугробам к елочке. Ноги вязнут в снегу: не то что по пояс, а по горло Хавроша в сугроб ушла. Да ничего, выкарабкалась!
Ох, только уж вот этот мороз! Скрючил он пальцы у Хавроши – не разогнешь; топор не удержишь в руках, а не то что рубить… Стала Хавроша на пальцы дуть, да мороз дух захватывает, все в ней стынет. Даже заплакала Хавроша.
Чу! Скрипят полозья, лошадь фыркает. Никак, едет кто!
Ободрилась Хавроша, оглянулась и видит, что, точно, кто-то едет, да никак свой…
– Дядя Андрей! Андре-ей!
На дороге за елями остановились розвальни, и вся лохматая, словно обсахаренная, лошаденка дымилась от пара. Бородатый, рыжий мужик сошел с саней и оглянулся.
– Хаврошка? Да как ты сюда попала?
– Да я за елкой! А ты в город?
– В город и есть!
– Сруби, дядя Андрей, елку-то. В город свезем. Ишь, тетка сказывала, господам они нужны. Деньги платят…
Мужик почесал затылок и сказал:
– А что, братец ты мой, и то! И тебе срублю, и себе пяток возьму. Продадим и то. Ступай, ложись в сани-то, прикройся веретьем, а я, дай срок, нарублю…
Нарубили елок, навязали и поехали.
– А что, братец ты мой, – сказал Андрей, – кабы не случай, смерзла бы в лесу ни за грош! Либо заяц бы тебя залягал! Ишь, востроносая, что удумала!
Шумно, людно на базаре. Скоро Святки! Живо раскупили у дяди Андрея целый воз елок. Осталась только Хаврошина елка. Жаль Хавроше елку продавать. А дядя Андрей ворчит:
– Что ж мне с тобой до ночи на морозе-то мерзнуть? Продавай, что ли, пора!
В это время мимо проходила какая-то барыня с девочкой.
– Что стоит елка?– спросила барыня.
– Три рубля, – пролепетала Хавроша.
– Да ты с ума сошла! – вскрикнула барыня. – Вся-то ей цена 25 копеек.
Дяде Андрею даже обидно стало.
– Э-эх, барыня! – сказал он горько. – Оно точно, – елка ничего не стоит, – да девчонка-то вся смерзла, на морозе-то стоя; а дома-то у нее мать больна, и праздник нонче!
Барыня быстро достала три рубля и сунула их Хавроше.
Вечер. Тускло чадит лампочка в Арининой избенке.
Тетка Варвара сидит за столом и ужинает. Арина, еще слабая от болезни, встала и прибирает посуду.
– Сердце-то не на месте, – говорит она, – и где это Хавроша запропала!
В это время под окнами с надворья завизжали полозья; послышались глухие голоса. Собака залаяла. Кто-то стукнул в окно, и Варвара, кряхтя и ворча, пошла отпирать ворота. Дверь с визгом распахнулась, клуб пара вырвался из избы.
– Хавроша!
– Вот тебе пропащая твоя! – проворчала тетка Варвара, вешая шубу на гвоздь. – Ишь, в городе побывала. Ну, и шустрая же! Ты послушай, чудес-то каких она натворила!
На другой день был Сочельник. В деревне все знали, что наделала Хаврошка, и об этом только и говору было.
А в сумерки тетка Варвара, весь день сидевшая у окна туча-тучей, окликнула сестру и сказала ей:
– Слышь ты, сестра… Одолела, значит, меня Хаврошка твоя. Вот что! Да… Хотела я в монастырь пристроиться; ну, так что вижу, Господь мне указал, чтобы вас, значит, не покидать. Да… Ну, и останусь я жить у вас, и там что насчет денег, все это можно. А только ты-то уж меня при старости корми, пой! Одолела меня девчонка твоя! И шустрая же, сейчас помереть…
Арина чуть не до земли поклонилась сестре и только всего и сказала:
– Благослови тебя Бог, сестрица! Вместе и жить станем, вместе и к Господу Богу пойдем.
1914-1916 г. Александр Фёдоров-Давыдов.
